Сидоров Иван Петрович старательно ссал в щель между вагонами. Под стук колес мимо проносился угрюмый подмосковный вечер, в тамбуре за дверью дымили, хрипло срались или лакали дешевое пиво – ничего нового. Иван ехал последней электричкой домой. Ныне он стал уже начальником среднего звена с неплохой зарплатой, но по давней провинциальной привычки не гнушался фрилансерскими «леваками»: монтировал «слаботочку», настраивал СКУДы, писал курсовые и яростно сублимировал. Как просто не замечать проблем в личной жизни, если каждый день старательно расписан и лишен свободных минут. Но все чаще и чаще накатывали мечты о бабах и деньгах.

Петрович вышел из межвагонья, зыркнул по сторонам, крепко застегнул ширинку. Двери смачно закрылись за крепкой коренастой фигурой. Покачиваясь от тряски и усталости Петрович споро уселся обратно и обнаружил по соседству девушку. Ладненькая фигурка, красивые серьезные глаза, пахнет приятно, типичная учительница начальных классов. В его фирме имелись симпатичные особы, но тех или интересовали крупные боссы или «трешка» Ивана в пределах Садового. «Блядь, почему мне просто не могу дать за то, что я это я. Вон раньше отсасывали за ночь анлимитного диалапа или просто так, а теперь всем нужны только бабло, — тоскливо размышлял Сидоров, почесывая изрядно отросшую щетину. – Не к шлюхам же идти, до рукомойника все ближе и спокойнее. Да и тратиться лучше на коньяк, по крайней мере он никогда меня не подводил»

Деньги, везде нужны деньги. Когда–то юный Ваня старательно наяривал сочинения, что богатство — это зло, а главное в жизни, «чтобы тебя понимали». Хорошо нести всякую херь, сидя на шее у еще молодых родителей. Не жить последние годы в страхе телефонного звонка, когда ему сообщат, что кого–то из них не стало. Не видеть при личной встрече как самые родные люди неумолимо стареют, что рука отца не так крепка, как прежде, а лицо милой, заботливой и строгой некогда мамы становится похожим на бабушкино. Не плакать навзрыд в алкогольном угаре от песен типа «Мать пишет» прося прощения за переезд от них в далекой молодости. Ваня раньше искренне верил, что перевод в Москву позволит поднимать много денег, ходить по бабам и летать каждые выходные к папе–маме, просто надо немного подождать и упорно работать. Сейчас от грандиозных планов за полтора десятка лет остались лишь скоротечные полеты к родителям каждые полгода и массаж простаты по корпоративному ДМС.

От монотонного движения, накопившейся усталости и хронической бессонницы Иван провалился в мутную тягучую дрему.

***

… Ему снова шесть и сейчас они с папой чинят телевизор. Детская пропахла канифолью и значит опять мама будет ругаться. Громоздкие коробки с выпученным кинескопами оккупировали квартиру, мешая играть в «Черепашек–Ниндзя» и приводить в гости друзей. Но надо терпеть – ремонт бытовой техники дает ощутимый прибыток семейному бюджету и совсем скоро отец обещал спаять настоящий компьютер!

… как же тут здорово! Он уже первоклассник, а не какой–то детсадовец. В этот первый день осени мама надела на него красивую школьную форму, вручила букет и они вместе пришли на линейку. Парты пахнут краской, на ней лежит Букварь и Прописи. Но Ваня и так уже умеет читать, писать и считать – в семье Сидоровых неучей никогда не было и не будет. Иван станет отличником и подружится со всеми ребятами…

… все ушли на работу и можно продолжить эксперимент. Недавно Ваня решил подергать изрядно подросший писюлек и из того толчками извергся какой–то белый гной. Кому жаловаться? А может это рак, и он скоро умрет? Надо срочно выдавить всю заразу из пораженного органа! За последний час это уже третий подход и Ваня ожесточенно продолжает бороться за собственное будущее.

… Танька сегодня даст обязательно, ведь не зря он весь семестр помогал своей подруге на семинарах, распечатывал доклады и тщательно разжевывал нехитрый лекционный материал. Сегодня их группа собралась на даче предков, и Ваня стопудово лишится невинности! От этой мысли кружилась голова, поэтому он вышел освежиться на балкон. А вернувшись застал несостоявшуюся девушку иступлено прыгающей на члене мачо–старосты и с горя ушел дрочить в лес. Три дня воздержания насмарку!

Проходящий мимо подванивающие рыбой и спермой турист задел плечо Петровича рюкзаком, выдернув того из мира сладких грез. «Блядь, раз уж любите ходить пешком, так и пиздовали бы прямо до вокзала по шпалам!». Петрович уставился в ночное небо. Справа в небе блестела Венера, слева Юпитер. «Хотя кому это нахер тут нужно и твое знание астрономии и высшей математики с физикой, вместе взятой, — злость опять взялась за старое. – Похоже, что я действительно обречен жить в проклятом мире, который сам же и создал, убив однажды самого себя».

Вдруг в голове что–то зашумело и заплеванный пол помчался навстречу закатившимся глазам.

***

— А что с ними было–то?
— Не знаю, забрали прямо из вагона, молодой такой, хотя и седой. Хорошо хоть наша Татьяна Дмитриевна сидела напротив и сразу оказала первую помощь.
— Смотри–ка, как носится с бродягой, и что в нем только нашла? Уже третий раз приходит за два дня в отделение и лично проводит осмотры.
— Эх, молодежь, может хоть сейчас от вечных дежурств отдохнет!

***
Ранняя весна. Атмосфера пронизана тем неуловимым ароматом, что не дает уснуть романтикам, безнадёжно влюбленным и молодым сердцам, одаривая всех верой и надеждой в светлое будущее. Только что закончился дождь и воздух на короткие минуты стал свеж и чист. Смеркается, на небе появились первые звезды, зажглись фонари. Где–то залихватски толкуют о своем птицы, гудят насекомые, кричат прыгающие по лужам дети.

По парку, держась за руку, идет пара. Вот мужчина что–то говорит спутнице, та заливисто смеется и толкается плечом. Ее спутник неуловимо вздрагивает и враз посерьезневшая девушка начинает тщательно осматривать лицо пострадавшего. Их глаза все ближе и ближе, и в какой–то неуловимый момент губы соединяются воедино.

Иван неуклонно шел на поправку.